В чертогах храма у основания горы царили покой и благодать. Дворики храма утопали в густом тумане.

Поставив благовония на алтарь божествам храма, ранним утром 16 апреля 2014 мы начали подъём по ступенькам священной вершины Хуашань.

Чем выше мы поднимались, тем туман уплотнялся, идущие вверх ступеньки лестницы убегали вверх и тонули в белёсой мгле. Сосны, бамбук, цветущая слива, камни причудливой формы, то выныривали, то пропадали слева и справа от бесконечной лестницы в небеса, они были будто написаны пятнами туши в тумане.

Видимость не превышала 10 метров. Подъём длился уже более часа, иногда нас обгоняли китайские паломники и туристы. Из карманов их рюкзаков торчали пачки сандаловых палочек. Эти благовония предстояло возжечь на каждом из десятков, а может быть и сотен даосских алтарей, ютящихся вдоль лестницы на гранитных уступах подъёма. В тот апрельский день мы совершили подъём, следуя по стопам многих миллионов паломников, которые в течение последних нескольких тысячелетий подымались на Священный Западный Пик.

Путешествие на гору Хуашань было отдельной частью моей апрельской поездки в Китай 2014. 2 дня назад основная часть группы вернулась в Москву. Вместе со мной в восхождении на Хуашань принимали участие Маня Нистратова и Скаткин Стас. Образ суровых гранитных пиков Хуашань манил меня уже несколько месяцев, но я не мог недооценить сложности этого путешествия. Самая большая трудность состояла в том, что на вершине Хуашань нет своей воды. Воду доставляют в бутылках наверх в фуникулёрах, приходящих на Северный пик. Поэтому хоть наверху вы и найдёте и гостиницы, и кафе, и рестораны, но вот бесплатной воды, а следовательно душа и прочих привычных нам удобств там нет. Стакан воды в кафе стоит 20 юаней. Уборные, расположенные на краю пропасти также лишены воды. Зная это всё и планируя заночевать на вершине, мы взяли с собой по 5 литров воды каждый. Это, конечно же, увеличило нагрузку при многочасовом подъёме пешком. А ведь иногда буквально приходилось карабкаться вверх на четвереньках по вырезанным в граните многими поколениями монахов ступеням.

Конечно можно было поступить и по другому, заплатить 200 юаней, сесть на фуникулёр и доехать до северной вершины, но тогда это было бы уже не паломничество. Посреди клубов тумана мы подымались не одни, но людей было немного. Большинство предпочло комфортный фуникулёр.

Мы были уже час в пути. У одного из китайцев-паломников, вынырнувших из тумана, я поинтересовался, сколько ещё времени идти до вершины горы. Он ответил, что мы ещё только в начале пути, впереди ещё около 7 часов подъёма, но если собраться можно одолеть этот путь и за 6 часов. Спешить было некуда, поставив на очередном алтаре благовония, откланявшись три раза, мы продолжили восхождение. Закрыв глаза я попросил духа Священной Западной Вершины разрешения пробыть 2 дня на этих землях и попросил его открыть нам красоты Хуашань.

Ступенька за ступенькой я поднимался на Священный Западный Пик, я шёл по стопам Гуань Ши Хуна или как его называет Дэн Миндао Квана Сайхуна, героя книги «Тайная жизни мастера Дао», около 90 лет назад он и двое его друзей так же шли по тем же ступенькам. Вот как это описано в книге.

«На следующий день путешественники достигли подножия горного массива Хуашань. Перед ними прямо в небеса вздымались отвесные скалы; казалось, что гранитные глыбы ни за что не пустят путников наверх. Лишь единственная, почти незаметная тропинка вела к вершине.

Вначале был трудный четырехчасовой подъем; трем путешественникам пришлось преодолеть два перевала и после спуститься в большую долину, прежде чем они добрались до террасы Цинкэпин — прекрасного соснового бора, в котором соединялись несколько горных речушек. Они заночевали в небольшом храме. Там оказалось еще несколько гостей — даосских священников и служек, так что трём товарищам было с кем поговорить.

Окрестности храма были настолько красивыми, что просто дух захватывало. Горы Хуашань вокруг причудливо возвышались над стеной корявых, вековых сосен грудой исполинских обломков. Шум водопадов сливался в успокаивающую музыку, а холодный и чистый горный воздух бодрил. Здесь безраздельно царствовала первозданная природа. Руки человека нигде не ощущалось, только горы темнели в своей девственной красоте.

На следующее утро путники начали восхождение на первый из пяти главных пиков Хуашань — Северный пик. Эта высокая гранитная свеча, словно часовой, охраняла покой остальных четырех вершин, прятавшихся за Северным пиком. Через эту гору проходил единственный путь в сердце Хуашань, причем путь нелегкий и опасный. Вознамерившемуся подняться наверх вначале попадался на глаза обломок скалы с надписями: «Измени свое решение» и «Гораздо безопаснее вернуться назад». Служки вместе с Сайхуном миновали первое предупреждение, но вскоре на пути им встретился громадный Камень Воспоминаний, на боку которого было начертано: «Вспомни о своих родителях», а еще «Смело отправляйся вперед!».

Им удалось все-таки добраться до вершины Северного пика. Подъем проходил в три основных этапа по тропинке, ширина которой была всего лишь два фута. Длинные пласты породы образовывали гигантские ступени; кроме того, в скале были вырублены уступы, рядом с которыми крепились куски железной цепи — для страховки. Многие часы троица из последних сил взбиралась по ступеням в склоне Тысячефутовой Пропасти, потом преодолела Стофутовое Ущелье и дюйм за дюймом карабкалась вдоль Небесной Борозды, прежде чем оказалась на вершине.

Северный пик представлял собой гранитный зуб, высоко взметнувшийся над теснящимися внизу горами поменьше. Его голые склоны были почти отвесными, лишь редкие чахлые сосенки и кустарники кое-где тянулись сквозь камни к небу. Вершина пика была настолько узкой и острой, что на ней едва мог уместиться один человек. Ни о каком горном плато нельзя было и мечтать. Одинокая тропинка с почти выкрошившимися ступенями змеилась, минуя два камня, символизировавшие ворота, к крохотному храму, выстроенному на остром скальном выступе. Храм был всего около двадцати футов шириной и стоял на сваях, которые уходили вглубь склона. Фасад строения был сделан из кирпича и известняка, а покатую терракотовую крышу поддерживали две простые колонны, покрытые красным лаком. Из-за необходимости вписаться в основание, храм был сделан в виде цепочки из нескольких крохотных зданий, вытянувшейся словно на цыпочках по прямой линии, как горная гряда.

Три путешественника гуськом вошли в храмовый дворик. Покрутив головой по сторонам, Сайхун со страхом обнаружил, что соседние горные вершины прыгнули куда-то прочь. Когда они подошли к переднему портику храма, Сайхун разглядел сваи из самодельного кирпича и сразу же потерял всякую уверенность в надежности зданьица. Войдя внутрь, они замерли в дверях, ощущая свежие порывы высокогорного ветра. Солнце едва начинало клониться к закату. Вдалеке глазам Сайхуна открылась пестрая равнина провинции Шаньси: она, словно лоскутное одеяло, до самого горизонта пестрела крестьянскими полями. Сквозь далекие облака внизу, спины которых напоминали вздыбленных животных, туманно блестела витая серебристая лента Желтой реки. Вот солнце зарделось, и тут же вся панорама окрасилась в теплый свет. Вершины Хуашань стали золотыми. Мир внизу казался настолько далеким, что вошедшим показалось, будто они проникли на первую ступень¬ку дороги на небеса.»

Как и Кван Сайхун с его двумя товарищами, ближе к закату мы достигли Северного пика, и стали подыматься по хребту дракона. Но никакого заката, никаких долин мы так и не увидели. Вокруг нас плотной стеной стоял туман. Видимость была не более пяти метров. Немного передохнув, мы хлебнули чая Пуэр ещё с утра заваренного в термосе. Передохнув мы двинулись снова вверх по одной из самых мистических и опасных троп хуашань – «Хребту дракона».

Подъём по «Хребту дракона» подарил мне одно из самых мистических ощущений в жизни. Вокруг была лишь мгла тумана и лестница чуть меньше метра шириной, проложенная по хребту. Справа – пропасть, слева пропасть, позади мгла и впереди мгла, вокруг лишь белая стена тумана и есть только один вариант – идти вперёд и вверх.

И здесь мы снова шли по стопам Квана Сайхуна и двух его товарищей.

«Тропа вдоль хребта Северного пика была одновременно путем к остальным четырем вершинам. В сущности, это был лишь узкий уступ, прорубленный в геле отвесной скалы. В некоторых местах нависавшие низко над тропинкой глыбы делали проход практически невозможным. Плотный туман, окутывавший гору, почти не позволял рассмотреть край обрыва, так что Сайхун крепко держался за руку Журчания Чистой Воды.

Вскоре тропинка прохода, изгибаясь и змеясь, резко ушла вниз, к Среднему пику. Сайхун спускался мимо плотной стены сосновых лесов. Иногда далеко за деревьями мелькали маленькие одинокие храмы. Добравшись до подножия Среднего пика, все трое стали карабкаться к Хребту Дракона.

Хребет Дракона поднимался вверх почти отвесно. Вдоль одного из склонов тянулись прорубленные в горе ступени. Несмотря на то что подниматься здесь было невероятно тяжело, даосы намеренно пользовались этим путем, поскольку он соответствовал принципам геомантии. Ступени проходили вдоль линий горы, так что восходитель гармонизировал себя с силой горы. Подъем вдоль Хребта Дракона послушно тянулся вдоль уступа до самой вершины, но, несмотря на мистическую гармонию, он был очень опасен, так как ступени практически вытерлись, а держаться было не за что.

С момента, когда они покинули Северный пик и добрались до места, где Хребет Дракона соединялся с проходом под названием Золотой Замок, прошло два часа. На пути им встречались и даосские мастера, и ученики. Одни приветствовали путников, другие молча продолжали свой путь мимо, предаваясь созерцанию; некоторые были заняты тем, что несли в свои храмы корзины с провизией. У прохода Золотой Замок боковая тропа выходила к окружному пути, с которого, если идти по часовой стрелке, можно было добраться до Среднего, Восточного, Южного и Западного пиков; дальше кольцевой путь снова возвращался к Золотому Замку.»

Достигнув места под названием «Золотой Замок», мы стали искать ночлег. Поблизости была лишь одна гостиница, нависшая над уступом. Мы были голодны и окончательно выдохлись, очень хотелось лечь. Вокруг была по прежнему стена Тумана. Никаких намёков на пейзаж. Это немного огорчало, ведь каждый из нас взял с собой хорошую технику, штатив. А мультипликатор Маня Нистратова надеялась сделать «Лапс» (ускоренный показ фото кадров) с туманами и гранитными пиками Хуашань. Но если бы туманы не развеялись бы и к завтрашнему дню, те, кто ходили на Хуашань за видовыми пейзажными фото могли бы вернуться домой ни с чем.

Несмотря на многочасовой подъём, мои мышцы не устали. К тому времени я знал, как правильно ходить по лестницам. Вот очень хороший отрывок из книги «Тайная жизнь мастера Дао», который рассказывает о том, как правильно ходить по горным лестницам.

«Учись подыматься по склону у Оленя, а спускаться – у Тигра.
Когда олень бежит, вся его энергия собирается в его конечностях — копытах, хвосте — и рогах. Олень — очень сильное животное. Благодаря использованию энергетических замков тела ему удается сохранять свою внутреннюю энергию, направляя ее наружу. Но поскольку в данном случае олень всю свою энергию направляет вверх, то подняться по склону ему ничего не стоит.

Есть и особый способ спускаться вниз, — продолжил уже Журчание Чистой Воды. — Что хуже всего, когда приходится пробираться вниз по горному склону? Разве не чувство, что твои кости вот-вот рассыплются? Даосы давно заметили это и начали наблюдать за движениями тигра. Никто не умеет двигаться вниз с горы так, как это делает тигр. Он всегда нетороплив, расслаблен и свободен в движении. Тигр скользит вниз по склону; каждый раз его лапа без всяких усилий попадает в единственно нужное место. Он грациозен и ловок и потому совсем не похож на человека, который, неуклюже спотыкаясь, ковыляет вниз.

Тигр — это символ силы костей и связок. Спускаясь с горы, он использует расслабленную силу и гибкость своих суставов. Благодаря этому он именно опускается вниз. Он никогда не подвернет себе лапы, потому что его связки обладают упругостью. Среди всего царства зверей тигр обладает едва ли не самыми крепкими костями — настолько крепкими, что их можно использовать даже как тонизирующее лекарство.

Итак, если ты спускаешься по склону, используй расслабленную силу тигра, чтобы замедлить себя, и держи суставы ненапряженными, чтобы сохранить в целости кости. Если же ты поднимаешься вверх по склону — сделай свое тело легким и используй поднимающую энергию оленя, чтобы нестись вверх без всяких усилий.»

Перед сном мы решили ещё раз выйти на тропу, ведущую вверх, и подняться несколько сотен метров вверх до небольшой площадки, где мы и устроились на краю обрыва, созерцать Великую Пустоту, с каждой минутой всё более погружающуюся в тьму наступающей ночи.

И тут случилось чудо. Всё пространство вокруг пришло в движение. Статичная стена тумана рухнула, мы оказались посреди движения, масштабы которого потрясали. Мимо нас проносились облака размером в несколько километров, то открывая, то закрывая пейзажи в тысячу ли, и на несколько секунд мы увидели последние лучи заката.

Стоит ли говорить, с какой интенсивностью работали затворы наших фотоаппаратов? Это действо длилось не более двадцати минут, после чего перед нами вновь стала стена тумана и тьма опустилась на горы.

Добравшись до нашего трёхместного номера, я улёгся в уютную постель, достал книжку Дэн Мин Дао и стал читать:

Великие Горы — Хуашань — представляли собой изолированное религи¬озное и образовательное сообщество. Даосы исследовали особые знания, сохраняли их, обучали этим знаниям грядущие поколения, ведя отшельническую жизнь в познании мистицизма и медитациях.

Между пятью основными горными вершинами его стояли и одинокие храмы и монастыри со своими собственными мастерами, настоятелями, монахами и послушниками. Несмотря на то что все они признавали главенство Великого Мастера, каждый храм или монастырь был самостоятельной единицей.

Значительно различались и направления даосизма, которые избирали для себя эти центры: одни делали акцент на священных книгах, другие — на магии или боевых искусствах, третьи, как и секта, в которую вступил Сайхун, ставили во главу угла личную гигиену, искусство внутренней алхимии и аскетизм. И все-таки существовал определенный набор основных принципов, которые разделяли все даосы, а кроме того, было много бесед и рассуждений друг с другом.

Такое богатство взглядов делало Хуашань идеальным центром образования. В то время образование было уделом немногих избранных, и Хуашань служил своеобразным университетом, куда принимали учениками мальчиков, начиная с девяти лет. Некоторых из них прочили в монахи, хотя большинство поступало учиться на простых послушников. Сотни мальчиков, живущих в монастырях, постигали академические науки под руководством ученых монахов, специализировавшихся в той или иной области знаний.

Количество же учеников, изучающих даосизм, было значительно меньшим. Чтобы овладеть тем или иным аспектом даосизма, юноша должен был служить мастеру, выполнявшему функции духовного отца ученика; кроме того, ученик еще и служил своему наставнику. Мастер не только передавал ученику свои знания, но и направлял его на учебу к другим мастерам. Обычно мастер ограничивался всего лишь несколькими учениками, которым и передавал полностью даосскую традицию.

Наиболее толковые мастера-учителя в Хуашань помимо обучения занимались и собственными исследованиями, как теоретическими, так и практическими. Даосизм был океаном без берегов, в котором можно было всю жизнь плыть к высотам познания. Некоторые даосы посвящали себя изучению свойств растений, другие — медицине, поэзии, каллиграфии или музыке. Кто-то избирал для себя путь медиума, прорицателя или ясновидящего. Были и те, кто, стремясь обрести бессмертие, постигал глубины внутренней алхимии. В Хуашань можно было встретить и просто отшельников или затворников: в своем роде они были безупречно совершенны. Многие из них заслужили себе славу бессмертных, но при этом они редко общались с кем-либо.

Все храмы и монастыри Хуашань объединяла общая философия аскетизма и отшельничества. Другие даосские секты избирали для себя иной путь совершенствования; но Хуашань было свойственно единое стремление к духовному знанию и самосовершенствованию».

Перед сном администратор гостиницы принёс нам термос с горячей водой и тазик. Если мы желали умыться и помыть тело после долгого и непростого подъёма, то нужно было это делать по одному, используя термос и небольшой тазик. Аскетизм, так аскетизм.

Перед сном я попросил Небеса завтра опустить туманы в лощины и дать нам возможность созерцать пейзаж Хуашань во всей его красе.
Во сне я по-прежнему карабкался по уступам Хуашань, но это был не современный туристический Хуашань, который ежедневно посещают тысячи туристов. Это был Западный Священный пик столетней давности. Да и я в этом сне был кем–то другим.

«После первой тысячи уступов Сайхун остановился передохнуть. Грудь отчаянно вздымалась: на большой высоте легким не хватало кислорода. Он посмотрел вниз сквозь начинавшуюся пургу, и ему удалось разглядеть слабые очертания крестьянских наделов провинции Шаньси. По мере того как он поднимался все выше, зубчатые вершины горных пиков превратились в ограду, которая скрыла от глаз то, что еще можно было разглядеть через бескрайний океан тумана. Высотная горная цитадель делала оставшуюся внизу жизнь мелкой и незначительной. Здесь же царило чистое спокойствие древних скал, необыкновенная тишина. Все заботы и волнения остались там, внизу; никакие отзвуки мира не могли достигнуть горного массива.

Холодный воздух был прозрачным и вкусным; казалось, его можно пощупать. Сайхун дышал с какой-то голодной жадностью, не обращая внимания на мороз, от которого трескались губы и горело все внутри. С каждым выдохом его дыхание изменялось, освобождаясь от застоявшегося дыма переполненных поселений. Как приятно было вернуться! Теперь его тело было расслаблено, а душа открылась, словно цветок. Он почувствовал себя счастливым и спокойным. Горы подарили ему долгожданное ощущение безопасности.

Облачившись в одежду из плотного хлопка, спрятав голову в матерчатой шапке,с почти изношенными соломенными сандалиями на ногах, он пытался не обращать внимание на ледяную стужу, пробиравшую его до костей. Необыкновенное удовольствие от возвращения в горы оказалось гораздо сильнее других ощущений. По дороге ему попадались источники, настолько чистые, что лишь пузырьки и журчание воды указывали на их присутствие. Сосульки изящными хрустальными сережками обсыпали качающиеся ветки деревьев. Он заметил несколько кленовых листков: истонченные и коричневые после долгой зимы, они медленно соскользнули с круглого валуна и плавно заскользили вниз, где их ждала ровная поверхность голубого озерца.

Горный поток яростно набрасывался на серые зубья скал, и зеленые, словно нефрит, струи тысячью сверкающих мечей разлетались вокруг. Сайхун представил свое тело таким же чистым, прозрачным и мягким, словно вода. Он позволил своему разуму совсем успокоиться, погрузив его в пенистый аквамарин горного озера. Там, в человеческом мире, Сайхун был неутомимым и готовым сражаться. Зато здесь, в лесной тишине, рядом с шумным водопадиком, его душа могла быть свободной и радостной.»

Метки:

арт-путешествие    живопись У-син    китайская живопись    московская школа живописи У-син    У-син    Хуаншань